В ожидании рандеву
— Док, извините, но помещение закрыто на время расследования. Вас не должно здесь быть.
Эта простая фраза, с дружеским тоном прозвучавшая из уст улыбчивого сотрудника службы безопасности, охраняющего вход в кафетерий главного здания Участка временного содержания 19F, ввела научного сотрудника в ступор. Слова эхом прокатились по его сознанию, а миллиарды нейронов носились по мозгу, заставляя его задаваться лишь одним вопросом: “Зачем я вообще существую?”
Экзистенциальный вопрос для учёного стоит особо остро. Та жизнь, которую он ценил, оборвалась шесть лет назад, когда старый револьвер проделал дыру в его голове. После эксперимента с его воскрешением осталась лишь пустая оболочка, имеющая возложенный на плечах долг жизни. Это сильно отразилось на отношении коллег к нему, ведь какие только прозвища он не слышал в свой адрес: живой труп, зомби, ревенант, один парень из ГОК даже называл его Серым типом.
— Ты – ошибка природы! — однажды крикнул ему хирург во время горячего спора, и это описание он считал наиболее точным, ведь в естественных науках принято считать, что смерть необратима.
Смерть… Он по праву может называться тем, кто знает, какова она по ощущениям: невыносимая, не сравнимая ни с чем, боль, заставляющая все клетки головного мозга действовать на пределе своих сил в тщетных попытках сохранить жизнь. Несмотря на то, что пуля прошла насквозь, она не наступает мгновенно. Ещё некоторое время ты ощущаешь боль и продолжаешь вспоминать всю жизнь до мельчайших подробностей. Вспоминать то, что с минуты на минуту утратишь безвозвратно. Ты не способен избавиться от мучений, не способен подумать о чём-либо, не способен даже осознать, что уже умер. Ужасные ощущения, которые с наступлением окончательной смерти мозга начинают угасать, погружая обрывки сознания в небытие. Что происходит потом - тайна. Даже для него. Он не помнит ничего из того, что видел в загробной жизни, ведь сразу после смерти он очутился в тестовой камере, увидев перед собой сотрудника класса D с сияющим амулетом в руках. Всё, что случалось до этого, казалось чуждым, будто та жизнь и вовсе не принадлежала ему.
Единственное, что связывает его с прошлым - его семья: жена и подрастающий сын, но эта связь всё больше и больше слабеет благодаря влиянию Организации. Свидания с женой, которая так же, как и он, является сотрудником Фонда, разрешаются не так часто, а если и разрешаются, то обязанности часто препятствуют встрече. Сын растёт у дальних родственников, и видит родителей, в лучшем случае, раз в полгода. Пока он маленький, он не понимает, почему его родители появляются настолько редко и где они пропадают, и вряд ли когда-нибудь поймёт. С возрастом ему покажется, что они и вовсе никогда его не любили, что им было плевать на него. Он разлюбит их, а то и вовсе возненавидит. Давшие жизнь станут теми, кто эту жизнь испортил, что сделает их врагами в его глазах.
Порой ему кажется, что он пустил пулю себе в висок как раз для того, чтобы избежать такой участи для себя и тех, кого он любил, но Фонд всё испортил. Сочтя слишком ценным, он вырвал его из когтей Смерти, по новой запустив порочную цепочку событий, и сделал его своим должником. Это пробуждало в докторе кипящую злость. Подобные мысли: о трагическом финале для его семьи, о ненависти к Фонду и о непонимании самого себя часто настигают его в моменты, когда он остаётся наедине с собой. Ночами слезы беззвучно стекают из его глазниц на подушку, а семейному фото приходится прикрывать дыру в стене, которую он проделал ударом протезированной руки.
— Скажите, каково вам жить… в таком состоянии? Зная, что однажды вы уже умерли, и что не умрёте никогда больше? — Спросил он когда-то у молодого человека, который пришёл на террасу поддержать его в трудную минуту.
— С кайфом, — пожимая плечами отвечал ему мужчина с платиновым амулетом на шее. — Всегда интересно наблюдать за реакцией сотрудников, которые видят, как ими пытается командовать… ну… двадцатилетний шнырь, например, да и просто иногда интересно почувствовать себя в новой шкуре.
— И как вам удаётся сохранять такой позитивный настрой? Неужели вас ни капли не волнует реакция ваших коллег? Не волнует, что вы более не являетесь человеком?
Взгляд доктора неотрывно сверлил линию горизонта, голос был монотонным и тихим, будто бы тот и вовсе не был заинтересован в ответе. Собеседник, видя это, вздохнул и пристроился рядом, разделив пейзаж с ним.
— Вообще-то, в первое время волновало. Не поделитесь? — Улыбаясь спросил он, взглядом указав на нагрудный карман учёного.
— Откуда вы знаете?.. — Слегка удивлённым голосом спросил он, едва повернувшись к молодому человеку, который был на голову ниже него.
— Я всё-таки директор Зоны 19, и должен быть осведомлён о том, что припасено у моих сотрудников за пазухой. Не бойтесь, изымать не стану. Мне говорили, что на рабочем месте вы не пьёте.
Замешкавшись, старший исследователь достал винтажную флягу и протянул её руководителю учреждения. Тот ловким движением руки вскрыл её и, подобно сомелье, сделал медленный, пробующий глоток, после чего вернул владельцу.
— Ах, Реми Мартен, — произнёс он, спародировав французский акцент, — выдержка лет так десять. А вы искушённый в выпивке, доктор Селвик.
— Хех, спасибо, — с лёгкой улыбкой на лице произнёс учёный, вернув себе сосуд и сделав небольшой глоток.
— Читал я ваше досье, док, понимаю, почему вы спрашиваете. В первое время ношения этой штуки тоже было весьма нелегко, — продолжал директор Зоны 19, — много кто меня шугался, шептались за спиной, называли цыпой, дохляком и так далее. Серьёзно, возникало желание сбросить этот сранный амулет в жерло вулкана или отправить его бороздить просторы дальнего космоса. Потом познакомился с человеком, который аномалиям завтрак в постель приносит. Он-то и помог с колен стать. Со временем я даже перестал обращать внимание на то, какой я есть.
— М-да, мне бы таких друзей, как у вас… — томно протянул Кайл, повертев в руках флягу и сделав ещё один затяжной глоток.
— А этого и не нужно. Вы, главное, не афишируйте о своём большом секрете, и ведите себя естественно. Ваша кислая мина выдаёт в вас нежить, будьте более весёлым, эмпатичным и открытым, живите так, будто каждый день для вас последний, и тогда люди к вам потянутся. Я так делал, и со временем люди стали забывать, что от легендарного Джека, мать его, Брайта, остался один лишь брюлик.
От доктора последовало лишь несколько слабых кивков, после чего протезированная рука вновь начала приближать флягу с коньяком к его губам. Ловким движением руки директор остановил её.
— Послушайте меня, Кайл. Ежедневно десятки сотрудников Фонда гибнут, исполняя свой долг. В нашей работе это практически неизбежно, и Организация не возвращает их к жизни, даже если это возможно. Мы с вами - то редкое исключение из правил, одни из немногих, кому удалось лично наебать Смерть, кому был дан второй шанс. Рано или поздно все снова там будем, но пока мы здесь, мы с вами можем сделать куда больше, чем изначально предначертано, поэтому кончайте глушить депрессию ёбаным алкоголем. Смерть могущественна и беспристрастна, но раз Вы здесь, значит ей на вас не всё равно, и ваше предназначение - стать кем-то иным, нежели очередным суицидником. Селвик, поверьте мне, даже после смерти, в вашей жизни есть смысл.
Рука Брайта опустилась книзу, перестав препятствовать движению протеза: как он и хотел, его собеседник передумал делать ещё один глоток дорогостоящего пойла.
— А в чём ваше предназначение, мистер Брайт?
— Хах, да чёрт его знает, — сказал он, развернувшись спиной к перилам и опрокинувшись на них спиной. — За всё то время, что я прожил, будучи заточённым в SCP-963, я повидал всякого дерьма. Я видел смерти большого числа людей, и ещё большее число людей я от смерти спас. Не поверите, но однажды я даже предотвратил конец света. Быть может, в этом моё предназначение – жить, чтобы жили другие.
“Жить, чтобы жили другие”. Те слова директора словно зажгли искру в сердце научного сотрудника. Вернули душу в его тело. Он нашёл то, что должно стать целью его существования – жить ради других.
— Спасибо, господин директор, — произнёс исследователь, с облегчением выдохнув, — постараюсь последовать вашим советам.
Но советы оказались дельными лишь частично. Выходить на контакт стало гораздо проще, а безвозмездная помощь коллегам по работе помогла ему обрести репутацию добросердечного и отзывчивого человека, но вскоре от нескончаемого, показного, вынужденного лицемерия, начало становиться только хуже: доктор лишь стал ненавидеть себя ещё больше. Вымещения гнева на стенах и мебели перестало хватать, а потому учёный подсел на таблетки, которые помогали ему заснуть ночью. Наверное, советы Брайта полноценно работали лишь в его случае, потому что смерть не страшна ему, и что после стольких лет бесконечный маскарад пришёлся ему к лицу.
Своё же притворство путём повторного, добивающего выстрела, Кайл прекратить не мог. Уж слишком многое держит его в мире живых: долг перед семьёй, долг перед Организацией, долг перед человечеством. Вдобавок, он избегал встречи со Смертью такое неприличное количество раз, что ему уже чисто из принципа было интересно, что же такого уготовано ему. В узких кругах его бы назвали “любимчиком фортуны”, но такое везение он считал наихудшим издевательством. Он не помнит этого, но впервые Смерть миновала его ещё в детстве, когда его дом был уничтожен существом из тёмных глубин мультивселенной. Знал бы он, что произошло тогда, ему бы был известен ответ на все занимающие его разум вопросы. Затем он пережил нападение Сердца Тьмы, отделавшись обрубленной рукой, потом добился милосердия Кумихо, что спасло его при очередном её побеге, и, в конце концов, на днях, в рукопашную выстоял против чудовища, которое, отчасти, сам и создал – SCP-939-X.
Вступив в схватку с «Экс», он спас от гибели коллегу – Уильяма Ламперужа. У них часто бывают разные мнения, что однажды привело к печальным последствиям, протезы на разных руках, револьверы противоположных моделей. Но, при всём этом, этот человек всё ещё считал его своим другом. Когда он находился в медблоке у больничной койки, он наконец вспомнил слова Брайта. С замиранием сердца глядя на тяжело раненного товарища, он начинал понимать, что перед ним находится именно тот человек, который оправдывает цель его жизни, и ради которого можно умереть.
Сколько бы раз он не задавал себе вопросы касательно смысла своей жизни, несмотря на все размышления, он неизменно приходил к одному и тому же выводу: Он – погрешность, редкая ошибка на радаре истории, которая вынуждена играть свою роль, ожидая, пока Смерть не явится на очередное, возможно, уже финальное, свидание.
— Доктор Селвик, с вами всё в порядке? — Настороженно спросил охранник, пару раз щёлкнув перед глазами исследователя и потянувшись к радиостанции.
— А? Прошу прощения, самую малость призадумался, — опомнился старший исследователь, вернувшись из глубин собственного разума. Жестом успокоив агента, он спешно направился в противоположную от кафетерия сторону.
— Меня и вправду не должно здесь быть…